Уроки Финляндии

После Второй мировой Финляндия жила беднее, чем мы здесь, в Маарьямаа. Ведь она воевала. Зимнюю войну проиграла. В результате подписанного перемирия Финляндия потеряла значительно большую часть своей территории, чем значилось в первоначальных требованиях к ней 1939 года. Тысячи финских и русских парней полегли в сражениях под Суомуссалме, на Карельском перешейке, под Выборгом. Возле каждой финской провинциальной церкви есть погост, где похоронены местные юноши, погибшие на войне. Могилы всегда в цветах, всегда ухожены, на надгробных плитах - имена павших.

Тем не менее страна сохранила независимость, работал парламент, а маршал Маннергейм в маленькой гостиной главнокомандующего генштаба продолжал проверять манеры своих офицеров, их выносливость к водке. Был он прежде царским кавалерийским генералом петербургского воспитания и до конца своих дней говорил по-фински со своеобразным шведско-русским акцентом. Гостям у Маннергейма водкой стаканы наливали до краев (хоть отбавляй), и рука истинно финского офицера не моги дрогнуть, когда опрокидываешь чарку, чтобы не проронить ни капли. Обычай был перенят из Петербурга. Генералы в большинстве своем носили имена германского и шведского происхождения вроде Хайнрих, Эех. Но встречались и финские - Айро, Талвела, Сийласвуо. Сам маршал был настоящим идолом финнов. Он явился в 1918 году из Ваза с егерями, вышколенными в Германии, разбил красных в решающем бою под Тампере, засадил тысячи красных финнов по лагерям, многие из них там на хлебе да воде померли с голоду.

Парад победы на Эспланаде в Хельсинки он принимал на белом коне, был провозглашен "хранителем отечества" (кстати, не плохой по смыслу титул, достойный, чтобы его носили даже нынешние президенты малых государств. Разумеется, если действительно хранят вверенные им государства).

В Питере дышала на ладан силой установленная в конце Первой мировой диктатура Ленина. Чем иным, кроме проявления крайней слабости, стало то, что в предпоследний день 1918 года финская делегация получила за подписью Владимира Ильича бумагу, позволяющую Финляндии вести собственные дела самостоятельно. Документ был подтвержден чуть более года спустя в Тарту, где в здании студенческого общества после долгих и сложных переговоров Йоффе скрепил своею подписью мирный договор. И даже эстонцам вернул то золото, которое и стало по сути стартовым капиталом для молодой Эстонской Республики. В Тарту был заключен и мирный договор с Финляндией. Лишь вслед за тем последовала лавина официальных признаний молодого государства, хотя Пийп, Пуста и другие деятели заявляли о нем до того и в Лондоне, и Париже, и Берлине. Признание пришло только после того, как пылавшая и голодавшая в Гражданской войне Россия признала право на независимость своих бывших провинций. То же повторилось и в сентябре - октябре 1991 года с признанием нынешней республики. Лишь после официального решения Верховного Совеета России 6 сентября в Европе начали на нас смотреть как на государство, имеющее право на самостоятельное существование.

Потом для Финляндии и Эстонии наступили 20-е и 30-е годы. В общем они были схожими. Экономические трудности, межпартийные склоки и торги. В начале тридцатых годов, подогретое в Германии, развернулось движение вапсов у нас и движение лапуа в Финляндии. Марш чернорубашечников на Хельсинки и смещение честного крестьянского президента Каллио. Демонстрации силы сторонниками Сирка и Ларка у нас. Потом государственный переворот Пятса - Лайдонера, эпоха молчания, Ээнпалу и Управление пропаганды, эстонизация имен и строительство прекрасного эстонского дома. Экономический рост. В отличие от Эстонии финны сохранили деятельную северную демократию, действовала старая конституция. Парламент работал без ущемлений, пресса оставалась свободной, президента и премьер-министров можно было выругать и облить помоями - только захоти.

Но в роковом 1939 году пути братских, родственных народов решительно и надолго разошлись. На требования Кремля Финляндия решительно и многажды отвечала "нет", Эстония - "да". Холодным летом 1939-го юноши и мужчины Финляндии начали строить оборонительные укрепления вдоль границ с восточным соседом, под предлогом проведения учений запасников юношей готовили к сопротивлению. В Эстонии же, в Кадриоргском дворце и на мызе в Виймси ничего практически не предпринималось. И когда два усатых диктатора стали делить между собой сферы влияния, в воздухе запахло порохом. Министр торговли Селтер прибыл в Москву для заключения торгового договора, но последовавшее, как удар грома среди ясного неба, отчасти вразумило Эстонию. Гром грянул над Литвой и Латвией. Пограничные ворота в Нарве раскрылись, без единого выстрела стояли дружинники Кайтселийта вдоль дороги, по которой лилась бесконечная лавина русской силы. А потом был дополнительный контингент. Независимости и государственности Эстонии разом пришел конец вопреки всем уверениям из Кадриорга. Богатые соотечественники бросились перемещать свое золото и ценные бумаги в иностранные банки, и задолго до того, как в июне следующего года Карл Сяре произнес речь на площади Свободы, исчезли из пределов Маарьямаа.

Финляндия готовилась сражаться за свою землю. Общий дух и воля к сопротивлению сгладили былую кровавую непримиримость красных и белых. Сейчас они вместе шли отстаивать свой дом и землю. Финляндия сражалась.

В марте 1940-го было заключено перемирие. Мир был восхищен отпором, данным маленьким северным народом своему большому соседу. Советский Союз был исключен из Лиги наций.

Год спустя многим в Финляндии казалось, что Зимняя война выиграна. Прежде всего казалось тем, кого в Финляндии называли и называют "финскими ястребами". Было ясно, что сотни тысяч эвакуированных с театра военных действий в Карелии захотят вернуться к родным очагам. Так и случилось, как только Гитлер напал на Советский Союз. Но замах был чересчур - захотелось Великой Финляндии. Заняли Петрозаводск, местных отправили по лагерям, установили жесткий режим. Гитлер самолетом прибыл, чтобы вручить Маннергейму "Железный крест", который тот, скрепя сердце, вынужден был принять. А что делать - братья по оружию. Но в 1944 году, когда сопротивление на Карельском перешейке под напором русской военной машины сломалось, резервы Финляндии были исчерпаны, до Хельсинки оставался лишь один бросок (он лежал как на блюдечке перед войсками маршала Говорова), было заключено перемирие. Случилось чудо. Единственная не оккупированная Сталиным, Финляндия осталась независимой, проиграв обе войны - Зимнюю и Вторую мировую. О том, что они были проиграны, честно и смело говорили все послевоенные президенты Финляндии - Паасикиви, Кекконен, Койвисто. Кекконен со свойственным ему острословием и любовью к каламбурам высказал однажды в речи перед студентами следующее: "Мы, финны, особый, упрямый, как бараны, народ. На протяжении истории одни или вместе со шведами 42 раза воевали с Россией. И 42 раза были биты. 42 раза нас били по башке, чтобы мы наконец поняли, что в интересах финского народа надо стараться жить в мире с большим восточным соседом и торговать. Этот сосед дан Богом - он был, он есть, он останется".

Старик Паасикиви не уставал повторять одну важную мысль: основа политической мудрости - считаться с реальностью.

Перелистаем последнюю небольшую книгу Урхо Калева Кекконена, изданную в 1981 году под названием "Тамминиеми". По сути она - политическое завещание опытного государственного деятеля. Кекконен пишет: "Место Финляндии в европейской политике таково, каково оно есть. О внешней политике Финляндии не раз говорилось, что она вне конъюнктуры и не пользуется ею в своих интересах. Идея искать политические связи на западе чужда финнам, которые помнят старую истину: глупец тот, кто ищет друзей далеко, а врагов поблизости".

Кстати, Кекконен частенько бывал в конце 30-х годов в Эстонии вместе со спортсменами и студентами. Потом наступил перерыв с 1939-го по 1964-й. В тот год Кекконен с женой Сильви был в Закопане на отдыхе. Кое-кто из тогдашних кремлевских руководителей был там же. У Кекконена поинтересовались, какой из регионов страны-соседа он хотел бы посмотреть. Кекконен ответил: Эстонию. Если друг Урхо хочет видеть Эстонию, он ее увидит. То был не протокольный визит, уважаемый президент дружески заехал к соседям по пути из Закопане домой. Прилетели на небольшом самолете. От Москвы сопровождал только начальник протокольного отдела МИД Молочков, занимавший эту должность почти сорок лет. Естественно, были охрана и КГБ. Кекконен заночевал в резиденции на углу бульвара Вабадузе и улицы Кааре. Следующим днем, идя навстречу пожеланию Кекконена, отправились в Тарту. Гость побывал в университете, выступил в актовом зале, получил в подарок студенческую фуражку. Тут у сопровождавшего его Арнольда Грена родилась мысль заехать в Кяярику. Кекконен, известно, заядлый лыжник. Заехали. Покатались на лыжах. Кекконен потом как-то похвалялся, что ему на лыжне нет равных среди европейских, да и мировых политиков. Правда, тут же добавил, что молодой вице-премьер Эстонии тоже заправский лыжник. Насколько верна похвала, проверить по-настоящему было невозможно, поскольку Грен в Кяярику шел впереди всех и довольно умеренным темпом, чтобы охрана и остальные сопровождавшие не сбились с лыжни.

По возвращении в Таллинн высокому гостю Кебиным и Мюрисепом был устроен прощальный ужин в тогдашней гостинице "Таллинн". После чего Кекконен вылетел домой. Что было потом? Как свойственно хорошо воспитанному человеку, Кекконен отправил благодарственные письма в Таллинн Мюрисепу (президент все же) и, как всегда, в Москву вечно унылому Громыко. Молочков отписал Андрею Андреевичу рапорт: в Эстонии друга Урхо принимали очень хорошо, и супруга друга Урхо всем очень довольна. Громыко упомянул об этом только что захватившему власть Брежневу, который в ближайшие недели должен был принимать Кекконена в Москве. Как правило, Кекконен первым из западных руководителей приветствовал очередного кремлевского главу. Ехать недалеко, никто из европейских и американских глав государств на это не сердится. Считалось естественным - все же соседи, общей границы тысяча километров. Возможно, Брежнев спрашивал у Кекконена о впечатлениях об эстонской провинции.

А что потом? Вскоре весной 1965 года было восстановлено регулярное морское движение между Таллинном и Хельсинки. Москва предложила, чтобы в рамках декады советской культуры Союз представляла Эстонская ССР. Труппу театра "Эстония", всех наших деятелей культуры погрузили на теплоход. В Финляндии запели по-эстонски. Георг Отс исполнил навсегда полюбившийся финнам "Сааремааский вальс" и "Я люблю тебя, жизнь" Колмановского. Началось строительство гостиницы "Виру", появились первые экономические договоры, возродились эстонско- финляндские соревнования по плаванию и другим видам спорта. Тартуский университет и университет Хельсинки стали проводить ежегодные легкоатлетические состязания на кубок президента, его старый спортсмен Кекконен лично учредил. Словом, двери в Финляндию, а оттуда и дальше в мир раскрылись неожиданно широко. Ни одна из союзных республик не имела такой гаммы отношений с капиталистическим соседним государством, как наша. Впервые в Финляндии транслировался наш Праздник песни, Оки Йокинен вел о нем репортаж. Началась "Наапуривиса" - телеигра эрудитов, где Харди Тийдус и Валдо Пант состязались с Эско Кивикоска. А когда несколько лет спустя распоряжением Москвы прекратились любые соревнования, студенческие легкоатлетические матчи все же продолжались. Только благодаря тому, что наградой в них был кубок Кекконена. Москва чесала затылок. Нельзя же допустить, чтобы кубок друга Урхо никому не был вручен. Соревнования продолжались.

Все это, как и многое другое, было результатом частного двухдневного визита в Эстонию Кекконена. И то, что той же осенью Кекконен пригласил в свою баньку в Тамминиеми финских деятелей культуры. Об этом мне поведал Эйно С. Репо, тогдашний гендиректор YlE, один из любимчиков Кекконена. Президент объяснил гостям, что эстонский язык и культура на родине нуждаются в поддержке. Что мало переводить на финский эстонских писателей, проживающих в Швеции. В Финляндии начали переводить Кросся, Унта, Хинта, Ю.Туулика и других.

Таков был фон, его простая механика. Москва устраивала и устраивает свои внешние дела по веками устоявшимся привычкам. Чтобы проблема - пусть пустячная на первый взгляд - разрешилась, требуется высочайший уровень. Все решают цари. Малые должны являться к большим. Подарков не надо, но к чаепитию в Мытищах надо всегда быть готовым. Иметь железную голову и жестяной желудок, как говорят опытные финские дипломаты. Кекконен всю эту премудрость усвоил великолепно. Мог уложить из двустволки кабана в лесу, менялся с Хрущевым ушанками, шутил порой очень рискованно. К примеру, одному из первых людей большого восточного соседа на официальном приеме заявил, что если даже вся Европа станет коммунистической, Финляндия сохранит собственный порядок - так хочет финский народ. Все охнули. Последовала долгая пауза... прием продолжился.

Не хочу ничего сказать иного, только то, что Кекконен, не чая того, немало сделал для облегчения нашего положения во времена застоя, честь ему за это и хвала. Думается, он мог бы играючи вернуть даже наши президентсткие регалии из Москвы после какой-нибудь удачной охоты или ночных шашлыков... Но, как все смертные, тут я могу и ошибаться...

Сегодня, в начале 2001 года Финляндия - наш самый серьезный торговый и деловой партнер. Финский капитал многое определяет в наших предприятиях и банках. Из шести миллионов иностранцев, побывавших в прошлом году в Таллинне, более пяти с половиной - финны. Их марка поддерживает таллиннскую торговлю, гостиничное хозяйство, туристический бизнес. Посол Финляндии Пекка Винонен, с которым я беседовал прошлой осенью, привел два поразительных сравнения. Товарообмен Финляндии с Эстонией больше, чем со всей Южной Америкой, он больше, чем с Чехией, Польшей и Венгрией, вместе взятыми. По официальной статистике Финляндии за первую половину прошлого года, Эстония экспортировала в Финляндию товаров на 2,8 миллиарда марок - преимущественно лес. А Финляндия в Эстонию - более чем на 5,2 миллиарда марок. Цифры в комментариях не нуждаются. Но должны заставить задуматься на Тоомпеа.

Таково кракое введение к параллельному экскурсу в историю и сегодняшний день двух государств-соседей. Уроки Финляндии продолжаются.

Энн АНУПЫЛЬД.