(Окончание. Начало см. в «МЭ»-«Суббота» 16 и 23 февраля, а также 2, 9 и 16 марта.)
В общем, все произошло именно так, как я и предполагала с самого начала. Моя экзаменационная эпопея получила логическое завершение в виде решения экзаменационной комиссии, скорее похожего на приговор. На бланке Государственного экзаменационно-квалификационного центра черным по белому: «Настоящим извещаем, что Вы не сдали 15.02.2002 года экзамен на высшую ступень».
Впрочем, мне никогда не везло в ЛОТЕРЕЮ.
Как я узнала, сотрудник тюрьмы Мурру С., волею судьбы ставший моим собеседником на устном экзамене, также не прошел очередной «конкурсный отбор» на право работать в государственном учреждении. Печально. Мое положение не столь критическое – мне не грозит увольнение с работы за отсутствие справки, подтверждающей владение эстонским языком.
«Ваше говорение не соответствует»
Итак, результат экзамена оказался неожиданным не только для меня, но и для моих знакомых-эстонцев. Неожиданным в том смысле, что самым низким баллом была оценена, казалось бы, наиболее сильная часть моего (если можно так выразиться) владения эстонским языком – разговорная речь. По каким критериям выставлялись баллы, наверное, так и останется для меня вечной загадкой.
Все дело в том, что эстонский – это ПЕРВЫЙ язык, на котором я научилась говорить (так уж вышло). И намного позже, когда уже довольно бойко болтала по-эстонски, я в достаточной степени овладела, наконец, родным, русским языком. Так что понятие EMAKEEL в моем случае имеет несколько иное звучание и значение. Поэтому и на экзамене по эстонскому языку я, в первую очередь, делала ставку на зарабатывание «очков» РАЗГОВОРНЫМ эстонским языком, не рассчитывая на свою «письменную» грамотность.
И вот теперь, после получения результатов экзамена, где мое так называемое «говорение» (raakimine) оценили в 8 пунктов из 20 максимально возможных, мне только и осталось, что утвердиться в подозрениях: эстонский язык КАК ТАКОВОЙ и эстонский ЭКЗАМЕНАЦИОННЫЙ – два совершенно разных языка. И связь между ними весьма сомнительна. Но это мое субъективное мнение, если кто не согласен – пожалуйста, стало быть, есть тому свои причины.
Правда, могу похвастать тем, что письменная часть экзамена была пройдена мною вполне успешно. Хотя как раз таки именно здесь у меня проблем гораздо больше, чем в разговорной речи, поскольку эстонский язык изучать мне не пришлось ни в школе, ни по ее окончании.
В школе – потому что в те годы толком не было ни учителей, ни методики преподавания эстонского языка. По этой причине в аттестате об окончании средней школы в Таллинне у меня имеется лаконичная и о многом говорящая запись: «Прослушала факультативный курс эстонского языка».
А по окончании школы не изучала язык по причине того, что владею им достаточно хорошо, и на курсах, где его изучали, мне просто нечего было делать.
В дополнение могу сообщить, что никаких особых проблем в общении с эстонцами на их родном языке у меня никогда не возникало, вплоть до того, что по работе мне приходилось и приходится брать интервью на эстонском языке у чиновников различного ранга. Среди них – сотрудники Министерства внутренних дел, Министерства юстиции, Департамента гражданства и миграции, Таллиннской управы и т.д. Не считая каждодневного общения.
Но экзаменаторы решили по-другому.
Теперь пусть слабым, но все же утешением для меня служит лишь одно: мое умение писать (kirjutamine) и читать (lugemine) по-эстонски оценены ими относительно высоко. Здесь мой keeleoskus высшей категории вполне соответствует.
«Не может быть!»
Такова была первая реакция руководителя проекта программы PHARE Евросоюза по обучению эстонскому языку Хилле Хинсберг. Следом возникло предположение: «А может, сказалось волнение?»
Может, и сказалось, не спорю: экзамен есть экзамен, ситуация сродни экстремальной, поэтому волнение вполне допустимо. Но, в то же время, ведь это все-таки не экзамен по географии или, к примеру, истории, где действительно нужна солидная подготовка, когда требуется заучивание исторических дат или географических названий. На экзамене по языку, по предположению, проверяется ВЛАДЕНИЕ ЯЗЫКОМ, а не умение выпутываться из различных жизненных коллизий.
Была и еще одна версия: «Может быть, произошла ошибка?» Не могу знать, но ведь в случае, если ошибки возможны, то результаты экзаменов многих людей можно считать неточными? Особенно тех, кто, как я, заранее не потратился на подготовку к сдаче экзамена.
Поэтому я на всякий случай поинтересовалась у Хилле, действительно ли деньги PHARE идут на обучение эстонскому языку, или все же на подготовку к экзамену.
Г-жа Хинсберг заверила меня, что обучение языку все же приоритетно, и посоветовала обратиться к генеральному директору Языковой инспекции Ильмару Томуску: «Скорее всего, речь идет о содержании экзаменационных тестов. Возможно, следует провести их экспертизу».
Меня оценили
Звоню г-ну Томуску. Беседа идет на эстонском языке. После вступительной части («разминки») спрашиваю:
- Г-н Томуск, как вам мой эстонский?
- Вполне. Хорошо говорите.
- А вот на экзамене на высшую ступень за «говорение» я получила 8 пунктов из 20.
- Да? Ну, вообще-то, высшая ступень предполагает абсолютное владение языком, употребление литературных оборотов. Но 8 пунктов для вас - это, конечно, мало. Я бы вам поставил пунктов 12-14.
Вот спасибо. Осталось только пожалеть, что не сам г-н Томуск принимал у меня устный экзамен. Потому что мне не хватило всего-то четырех пунктов (56 из 60 необходимых для того, чтобы экзамен считался сданным). А вот если к моему «первоначальному» результату прибавить четыре-шесть пунктов, «отмеренных» г-ном Томуском (12-14 минус 8), да еще приплюсовать результаты экспресс-«слушания» (по телефону), которые тоже (по логике) автоматически возрастают, то удостоверение о владении эстонским языком на высшую ступень мне должны срочно доставить прямо на дом.
Беседа с г-ном Томуском была весьма познавательна и в том плане, что я узнала: высшая ступень – это все-таки довольно серьезно, и предъявляемые требования вполне оправданны для государственного чиновника высокого ранга. Но вот на должность младшего чиновника, где требуется владение языком на среднюю категорию, я вполне могу претендовать.
На мой коварный вопрос, а уверен ли г-н Томуск, что все сотрудники госучреждений, окончившие эстонские учебные заведения (им, как известно, не требуется сдавать экзамен), достаточно хорошо владеют государственным языком, он ответил: «Все-таки в школе проходят различные предметы, поэтому предполагается, что владение языком должно быть хорошим».
«А почему же тогда эстонцы не справляются с экзаменационными тестами по родному языку, составленными для неэстонцев?», - полюбопытствовала я. Г-н Томуск объяснил это неприятное обстоятельство «техническими ошибками» и самоуверенностью. Хотя и признал, что требования на среднюю категорию несколько завышены и нуждаются в пересмотре.
Это точно. Доказательства «некоторой завышенности» имеются. Например, г-жа Юргенсон, юрист, советник Министерства юстиции, сдавала экзамен на среднюю ступень и получила 95 пунктов. Мои поздравления она приняла без особого восторга, с присущей эстонцам хладнокровностью:
«Во-первых, я эстонка. Во-вторых, у меня высшее юридическое образование, полученное также на эстонском языке. В-третьих, экзамен я сдавала на среднюю ступень, и 95 пунктов – это не 100. А тесты рассчитаны на русскоязычных людей. Интересно, для кого они составлены, и способен ли кто-нибудь получить за них максимальную оценку, кроме самих составителей?»
Г-н Томуск любезно посоветовал мне сдать экзамен на среднюю категорию, заверив, что его-то я сдам непременно. Нет уж, я и так потеряла 2 дня драгоценного времени на консультацию и экзамен. И еще целый месяц «выздоравливала» от последствий пережитого. К тому же, где гарантии? Он же сам признал, что требования на среднюю категорию «несколько завышены».
Мнение эстонского филолога
Кристи Тамм, филолог, стаж преподавания эстонского языка 32 года. Она сказала, что читала статьи в «Молодежке», посвященные экзамену по языку, и полностью согласна с изложенным.
«Экзамен действительно очень сложный. Чрезвычайно специфические тесты, не имеющие отношения к проверке языковых знаний. Даже эстонцы не смогли бы сдать этот экзамен на 100 процентов. А здесь речь идет о русскоязычных людях, причем многие из них немолоды. И они ни в чем не виноваты.
Я преподаю эстонский взрослым людям, интересуюсь результатами экзаменов. Знаю, что у многих возможность работать напрямую связана с этими результатами. И когда неплохо владеющий эстонским языком человек получает 58 пунктов и проваливает экзамен, я плачу вместе с ним. Это серьезная психологическая травма. К тому же 20 процентов содержания теста, отведенных на устный экзамен, не показывают владения языком.
И еще хочу сказать. Вряд ли Экзаменационный центр захочет что-то изменить. Но должны же быть разумные обоснования требований к владению языком. Зачем, например, в тюрьме охраннику необходимо владение эстонским языком на высшую ступень?
(Поясню: многие сотрудники тюрем, которым ранее предписывалось знать эстонский на категорию D, и получившие удостоверения, теперь обязаны владеть языком на высшую ступень. – Л.С.)
Мы, эстонцы, тоже допускаем ошибки в разговорной речи. Мы даже можем в печати, публично, допускать применение нелитературных выражений. Так почему требуем от русских абсолютной грамотности в эстонском языке?»
На неделе
Разгорелся принципиальный спор между Министерством образования и Языковой комиссией по вопросу продления срока действия прежних «языковых» удостоверений и пересмотра системы экзаменов. Позиция министра образования Майлис Ранд кажется нам более разумной, чем пространные объяснения генерального директора «по языку».
Какая из них будет принята во внимание? И как решится судьба десятков тысяч жителей и без того не отягощенного переизбытком населения государства?
А в это время
Бродят странные слухи, что на рынке Кадака к торговцам подходят неизвестные люди, которые предлагают купить «настоящие» удостоверение о владении эстонским языком. И даже уверяют, что все данные будут проведены через компьютер, так что комар носа не подточит. Цена – 18 тысяч крон. Очень любопытно.
А не прогуляться ли на Кадакаский рынок, в свете того, что совсем скоро мое удостоверение, полученное в благословенном 1993 году и подтверждающее владение эстонским языком на категорию «Е», возможно, станет музейным экспонатом?
Ну, вот и все
Все этапы, предваряющие и сопровождающие экзамен по эстонскому языку, пройдены мной в «товариществе» с государственным чиновником Тийей-Лийз Юргенсон.
О наших впечатлениях и выводах я честно рассказала в газетных материалах, а г-жа Юргенсон, дополнительно, - в передаче ЭТВ Pealtnagija («Наблюдатель») 13 марта.
Реакция «на правду» была различной. О последствиях узнаем чуть позже. Тогда и увидим, чем руководствуются те, кто назначен в той или иной мере определять наши права и обязанности – здравым смыслом или эмоциями.
И узнаем, чем на самом деле озабочено наше государство – обеспечением соблюдения равных прав для всех его жителей или пополнением бюджета за счет бесконечных подготовок к экзаменам и переэкзаменовкам. После регулярных усложнений требований к государственному языку, предъявляемых русскоязычному населению.
