Тропою Игоря-Северянина

Продолжение. Начало смотри в номерах за 24 и 31 июля.

Терминология

Множество эвфемизмов, замещавших в революционном обиходе простенькое словечко "расстрел", свидетельствует о сильном влиянии на большевиков уголовно-блатной среды, в которой сильны пережитки древнего магического сознания. Блатные избегают произносить такие слова, как "убить", "смерть", "казнь" или "расстрел" вслух из опасения привлечь на себя неблагоприятные последствия, вытекающие из смысла этих слов. Поэтому говорят не "убить", но "замочить", не "умереть", но "сыграть в ящик" и т.п. Первым обратил на это внимание поэт Максимилиан Волошин, бывший очевидцем массовых казней белых офицеров в Крыму. Волошин даже написал стихотворение, посвященное революционно-блатной терминологии. В нем он перечислил основные эвфемизмы, замещавшие в революционном обиходе термины "расстрел" и "казнь":

хлопнуть, угробить, отправить на шлепку (шлепнуть), взять на мушку, поставить (прислонить) к стенке, списать (пустить) в расход, разменять, отправить в штаб к Духонину.

Последнее выражение требует разъяснения: отличившегося на Германской войне генерала Духонина застрелили в спину, когда он, стоя в тамбуре штабного вагона, собирался обратиться с речью к солдата. С тех пор выражение "отправить в штаб Духонина" стало синонимом убийства.

Между тем мы снова пересекаем железную дорогу, чтобы въехать в Елизаветино, названное так по имени его последней хозяйки княгини Е.Э.Трубецкой.

Елизаветино - Дылицы

В Дылицах, где Игорь-Северянин снимал дачу летом 1911 года и где написано более трех десятков стихотворений, нас ждет большое разочарование. От тех Дылиц осталось лишь название, да мощенная необработанным булыжником единственная на всю деревню улица. Деревенька вытянулась вдоль левой стороны булыжной мостовой, правая сторона - тянется вдоль старинного заброшенного парка. Рассчитывать в Дылицах на толкового "языка" не приходится.

Стихотворения, написанные в Дылицах, сосредоточены в "Громокипящем кубке", хотя кое-что можно встретить и в "Златолире", и в "Ананасах в шампанском". В Дылицах написано несколько стихотворений, посвященных Мирре Лохвицкой и только что умершему другу и учителю Константину Фофанову. Самое скандальное стихотворение, написанное в Дылицах, это четвертая, заключительная часть "Пролога" в сборнике "Громокипящий кубок":

Я прогремел на всю Россию,
Как оскандаленный герой!..
Литературного Мессию
Во мне приветствуют порой.
Порой бранят меня площадно; -
Из-за меня везде содом!
Я издеваюсь беспощадно
Над скудомысленным судом (...)

В Дылицах написано стихотворение "Каретка куртизанки", по поводу которого много издевались в прессе. Особенно критики изгалялись над глаголом "окалошивать", который Игорь-Северянин сконструировал по старославянским образцам. В стихотворении "И рыжик, и ландыш, и слива" можно найти вполне зрелый афоризм: "Природа всегда молчалива, ея красота в немоте".

"Nocturne" из "Громокипящего кубка" - едва ли не единственное стихотворение, содержащее привязки к местности: "Я сидел на балконе, против заспанного парка, и смотрел на ограду из подстриженных ветвей (...) В парке девушки пели, - без лица и без фигур". Действительно, сидя на балконе дома, выходящего фасадом на парк, вполне можно было видеть изгородь и слышать девичьи песни. Вероятно, дом этот стоял напротив пруда, где по вечерам собиралась деревенская молодежь. От булыжной мостовой до пруда всего метров 200, нужно только (теперь) пройти по узкой тропинке через крапиву и заросли ивы.

Некоторые намеки на описание окрестностей Дылиц можно найти в стихотворении "Когда ночело". Это очень нехарактерное для Игоря-Северянина по настроению стихотворение: сумерки в лесу, колокольный звон из недалекого монастыря. Внезапно раздается злобный и неистовый собачий лай:

Мне стало жутко, стало нужно
Людей, их слова. Очень плохо я
Себя почувствовал. Оглушенный,
Напуганный, я сел у озера.
Мне оставалось верст одиннадцать.
Решительность меня вдруг бросила, -
От страха я не могу подвинуться.

Очевидно, случай этот произошел в окрестностях Кикерино, неподалеку от которого есть монастырь и когда-то были пригодные для рыбалки озера.

Мерзость запустения

На окраине парка расположен редкой красоты охотничий дворец, построенный при императрице Елизавете Петровне в стиле барокко. Парадный фасад выходит на характерный для дворцово-парковой архитектуры XVIII века цветочный партер. В партере мирно пасется одинокая корова. На этом сельская идиллия заканчивается.

Дворец не просто запущен или разрушен: в нем царит то, что называется мерзостью запустения: окон нет, крыши нет, металлические балки, искореженные жаром огня, причудливо изогнулись и рухнули внутрь, дерьмо и битые бутылки на полу. Вернее, пола нет, и ходить приходится прямо по своду цокольного этажа. Кое-где на стенах еще видны фрагменты старинного декора.

Если мерзость запустения во дворце еще имеет какую-то свою логику ("Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем..."), то видеть эту мерзость в находящейся по соседству Владимирской церкви просто невыносимо: оскверненный алтарь, посередине которого брошен невесть откуда притащенный могильный камень начала XIX века, выбитые окна, начисто срубленная внутренняя штукатурка, вместо полов - земля, обильно сдобренная человеческим калом. Владимирская церковь была построена в 1766 году и когда-то представляла собой великолепный образец позднего барокко. Судя по гниющим лесам и возвращенному на маковку кресту, церковь пытались восстановить, но то ли денег не хватило, то ли решимости.

Пруд в парке, Охотничий дворец и Владимирская церковь - это три места, в которых Игорь-Северянин несомненно бывал, живя в Дылицах.

Разгадка тайны

Оказывается, что роман с Елизаветой Гуцан - мисс Лиль, - достаточно полно и подробно описанный в стихах, финишировал летом 1912 года не в Пустомерже, а в Дылицах, после того, как в июне где-то на пути к Пятой горке был зачат первый сын поэта. Лиза была младшей сестрой Златы (Евгении) - первой любви поэта, о которой мы будем говорить, добравшись до Гатчины. Лизе не повезло: песенка, сочиненная на ядовитые стихи Игоря-Северянина, ей посвященные, имела успех у публики, а современный исследователь творчества Игоря-Северянина Михаил Шаповалов без всяких на то оснований обозвал Лизу "малолетней проституткой". Вероятно, Шаповалов ориентировался исключительно на эту песенку и строки из "Поэзы без названия":

Князь взял тебя из дворницкой. В шелка
Одел дитя, удобное для "жмурок"...
Он для тебя не вышел из полка,
А поиграл и бросил, как окурок.

Дылицы - это узел, в котором с судьбой поэта сплелись воедино еще несколько других: судьба Лизы и ее сына, судьба Семеновой и ее дочери, судьба неведомой Инстассы, на время похитившей поэта у Лизы, наконец, судьба Мадлэны - Елены Новиковой. Стихи, посвященные Новиковой, принесли поэту настоящую поэтическую славу. Судя по некоторым приметам, Новикова отдалась Игорю-Северянину летом 1911 года именно в Дылицах, возможно, что на том самом месте "по направленью к пятой горке", где годом позже это сделала Лиза Гуцан.

По глухой лесной дороге мы почти добрались до Пятой горки, но дорога уперлась в какой-то заброшенный военный объект. Леший звал нас в объезд, по которому "ездят даже на "Жигулях". Стоя за чередой ям, местами заполненных водой больше чем на полметра, леший улыбался нам однозубым ртом и призывно махал рукой - заманивал. Если бы мы послушались его, то экспедиция утонула бы в грязи в полутора километрах от Пятой горки.

Пятая горка

На въезде в него можно видеть грандиозные развалины православной церкви необычной формы, которая в плане представляет собой овал. Внутри все то же, что мы видели в Дылицах: оскверненный алтарь, обрушенная кровля, битые бутылки, кал. Церковь вроде бы построили казаки, селившиеся в этих местах по "Высочайшему повелению", чтобы разбавить местное чухонское население. От чухонцев и от казаков не осталось и следа, только пришлые дачники.

Сразу за церковью начинается цепочка лесных озер, вполне пригодных для рыбалки и в наше время. Для Игоря-Северянина ничего не стоило отмахать сюда пять-десять верст по лесной дороге ради любимой рыбалки.

Отступление от темы

Дело в том, что мы выступаем в некотором роде душеприказчиками Игоря-Северянина. Поэт хотел, чтобы мы нашли те места, где он был молод и счастлив, места, где он черпал вдохновение и боролся с собственным гением. Мы выполнили его последнюю волю - мы нашли эти места, и теперь делайте с ними все что хотите.

Михаил ПЕТРОВ,
Регина ЮРИМЯЭ.

В следующем номере "Субботы" читайте: о поисках гатчинских адресов Фофанова, об истории первой любви поэта, а также о тайне охотничьего дворца императора Павла I.