Анонс

    Тропою Игоря-Северянина

    Светлой памяти мамы

    Продолжение. Начало смотри в номерах за 24 и 31 июля и 7 августа.

    Топонимика

    В Пятой горке мы познакомились с молодой парой - Антоном и Ольгой, которые пригласили нас несколько дней погостить у них на даче в пригороде Гатчины. Приглашение как нельзя лучше отвечало нашим планам. На следующее утро мы отправились в Гатчину.

    К советской власти накопилось много претензий, мы добавим еще одну. Уже нет СССР, но до сих пор в Турине существует улица Corso Unione Sovetiko, на которую выходит главный фасад итальянского автомобильного гиганта FIAT. Другое дело - Гатчина. Историческая топонимика в городе вырезана под корень. Вы не найдете на карте города проспекта императора Павла I, Ольгинской, Александровской, Николаевской, Боговутовской, Загвоздинской, Кирочной и прочих исторических улиц. Вместо них: Проспект 25 октября, улицы Карла Маркса, Урицкого, Володарского, Чкалова, Горького, лейтенанта Шмидта, Коли Подрядчикова и т.д. Понятно, когда именем Горького называют новую улицу, но когда ради пролетарского идиотизма переименовывают Бомбардирскую - понять и принять сложно.

    При обмене денег в банке обнаруживаются две изумительные таблички: "Телефон местный" и "Вход от себя". Почему телефон местный, а не приезжий - понятно. Оценить прелесть второй таблички только и можно, вообразив, что с другой стороны двери прикручена табличка "Выход на себя".

    Гатчина

    По словам Игоря-Северянина, Гатчина была "музеем его весны". С Гатчиной связана история его первой любви. В Гатчине он познакомился с поэтом Константином Фофановым, внушившим ему идею личной гениальности, тесно связанной с безумием: "Мысль до безумия. Безумие индивидуально". Здесь жил близкий приятель поэта Петр Ларионов. В Ивановке жила деревенская любовница Игоря-Северянина кума Матреша (Предгрозя). В окрестностях Гатчины поэт поселил героиню эротической поэмы "Винтик" Раису (Зинаиду). Гатчинские парки Сильвия и Зверинец, озера Серебряное и Большое, павильон Венеры, птичник и ферма служили ему источником вдохновения. В Гатчине и ее окрестностях написана большая часть дореволюционных стихотворений. Среди них триолет:

    Мне что-то холодно... А в комнате тепло:
    Плита натоплена, как сердце нежной лаской.
    Я очарован сна загадочною сказкой,
    Но все же холодно, а в комнате тепло.

    Первая любовь

    Лето 1905 года Игорь Лотарев (еще не Северянин!) в совершенно расстроенных патриотических чувствах проводил в Гатчине. Однажды он забрел в каморку сторожа (дворника) при соборе Петра и Павла. Сторож Тимофей Гуцан - многодетный вдовец - был человеком гостеприимным. Выпили водки за подвиги русского флота. Помянули "Варяга", "Корейца", "Рюрика" и "Новика". В разгар вечеринки из Петербурга приехала Евгения - старшая дочь Тимофея, служившая в мастерской у модной портнихи. Уже тогда Игорь Лотарев обратил внимание на Женю, но знакомство, которое быстро переросло в любовь, продолжилось только зимой.

    Если обойти собор Петра и Павла, построенный архитектором Кузьминым в середине XIX века, слева, то до сих пор можно видеть вход в сторожку. Собор представляет собой архитектурный центр города. Ныне к нему ведет единственная в городе торгово-пешеходная улица.

    Бурный роман с Евгенией, которая в стихах носит ласковое имя Злата, закончился летом 1906 года. Однажды в августе под железнодорожным мостом через Ижору поэт познакомился с обольстительной певичкой Диной. Игорь Лотарев помог Дине освободить застрявшую в камнях лодку. Дина соблазнила неопытного юношу. Отношения со Златой были испорчены безнадежно, но много лет поэт искал и находил милые черты Златы во множестве других женщин. Он посвящал этим женщинам стихи, которые в сущности своей обращены только к Злате:

    Пейзаж ея лица, исполненный так живо
    Вибрацией весны влюбленных душ и тел,
    Я для грядущего запечатлеть хотел...

    "Винтик"

    С Гатчиной связана еще одна история, известная нам по изложению в поэме "Винтик". Отношения с Диной длились до поздней осени 1906 года, пока она не получила ангажемент в Архангельске. Через год ее младшая сестра Зинаида, перекрещенная в поэме в Раису, пишет письмо Игорю Лотареву. Первая же встреча определила характер их отношений.

    Поэт едет в Запустье (д.Пудость в окрестностях Гатчины), где снимает для Раисы комнату в избе приятеля - деревенского плотника Александра Степановича. Между Раисой и поэтом устанавливаются определенного рода интимные отношения. В декабре приехавший в неурочное время поэт застает оргию с Раисой в роли хозяйки.

    Распущенной Раисе (Зинаиде) мы обязаны знакомством Игоря Лотарева с поэтом старшего поколения Константином Фофановым. В конце ноября Игорь Лотарев приежает в Пудость вместе с известным в Петербурге спиритом и мистиком полковником Дашковым (Дашкевичем). После завтрака Дашков читет стихи Фофанова и предлагает познакомиться с автором. В сумерках у одного из многочисленных гатчинских железнодорожных переездов приятели встречают мужичка в лохматой шапке, который по прихоти судьбы оказывается Константином Фофановым.

    В поисках Фофанова

    Константин Михайлович Фофанов прожил в Гатчине с 1888-го по 1909 год. За это время он сменил более 20 адресов. Обремененный многодетной семьей, полунищий, Фофанов был вынужден часто менять жилье, за которое не всегда был в состоянии заплатить.

    В краеведческом музее (дом художника Щербова) нам показали небольшую витрину с личными вещами Константина Фофанова: обломок трости, смятая шляпа, бумажник и очки. Здесь же нас снабдили некоторыми из его гатчинских адресов: Госпитальная, 11; Мариинская, 7; Боговутовская, дом Дундуковой; Александровская, 13, 33, 35; Ольгинская, 24 и Елизаветинская, 9. Жил Фофанов и на проспекте императора Павла I в доме купца Слащева. На улице Достоевского (Елизаветинская) есть мемориальная доска Фофанову, но говорят, что ни один из 20 домов, в которых он действительно жил, не сохранился.

    Уже через пять дней после знакомства, 26 ноября 1907 года, Фофанов посвящает Игорю Лотареву акростих:

    И Вас я, Игорь, вижу снова,
    Готов любить я вновь и вновь.
    О, почему же нездорова
    Рубаки любящая кровь.
    Ь - мягкий знак и я готов!

    С Фофановым связана история поэтического псевдонима Игорь-Северянин. Возможно, что ласковое прозвище "Северянин" Игорь Лотарев заслужил за то, что зимой приходил к Фофанову на лыжах:

    Я видел вновь весны рожденье,
    Весенний плеск, веселый гул,
    Но прочитал твои творенья,
    Мой Северянин, - и заснул...
    И спало все в морозной неге
    От рек хрустальных до высот,
    И, как гигант, мелькал на снеге
    При лунном свете лыжеход...

    Стихи Константина Фофанова отличаются необычайной легкостью и ясностью, отчасти унаследованной Игорем-Северяниным. Из его современников такой же ясностью и легкостью пера обладала поэтесса Мирра Лохвицкая. Им обоим - отчасти, как своим учителям, отчасти, как предтечам, - Игорь-Северянин поклонялся всю свою жизнь. Особенно трогательным было это поклонение в молодости. Незадого до смерти Фофанов посвятил любимому ученику короткое стихотворение:

    О Игорь, мой Единственный
    Шатенный трубадур!
    Люблю я твой таинственный,
    Лирический ажур.

    Отношения Игоря Лотарева с Фофановым были далеко не простыми. Известно, что к моменту знакомства Фофанов и его жена много и часто пили. После смерти поэта Игорь-Северянин напишет, что в такие моменты "и невозможное становилось возможным". Тем не менее, именно Фофанов внушил Игорю Лотареву, что он настоящий поэт, и пробудил дремавшего дотоле личного гения. Фофанов внушил Игорю Лотареву идею личной гениальности. "Я, гений - Игорь-Северянин" написано Игорем Лотаревым с подсказки Фофанова, который любил в нем единственного и последнего ученика:

    Все люблю я в Игоре, -
    Душу и перо!
    Жизнь его, ты выгори
    В славу и добро!

    Как жаль, что в музейной Гатчине пока еще не нашлось места самому Игорю-Северянину. Мы очень надеемся, что экспедиция и ее результаты пробудят к нему интерес местных краеведов.

    Тайна охотничьего дворца

    В Гатчинском музее нам уделила внимание старший научный сотрудник Ирина Эдуардовна Рыженко. Сначала она весьма скептически отнеслась к текстам Игоря-Северянина, в которых помянуты гатчинские достопримечательности, связанные между собой свободным полетом авторской фантазии. Но мы были настойчивы и сумели убедить ее в своей решительности разыскать некий охотничий дворец, связанный с именем императора Павла I. Дворец этот неоднократно упоминается в стихах Игоря-Северянина.

    Существует предание о том, что некогда в той части гатчинского парка, которая называется Зверинец, вроде бы когда-то был охотничий павильон, но к началу века от него уже не осталось и следа. Был и другой павильон, в окрестностях которого любили охотиться Александр III и Николай II. Однако оба павильона под описание Игоря-Северянина не подходят:

    Немного в сторону - плотина
    У мрачной мельницы; за ней
    Сонлива бедная деревня
    Без веры в бодрость лучших дней.
    Где в парк ворота - словно призрак,
    Стоит заброшенный дворец;
    Он обветшал, напоминая
    Без драгоценностей ларец.

    Может быть, упоминание поэтом в одном из стихотворений загадочного Термоса, поставленного на проселочной дороге у мельничной плотины, было для музейного работника последней каплей:

    Добродушно смотрит Термос,
    Встав на ржавую колонну.

    Вдруг мы видим: загорелась Ирина Эдуардовна. Решаем на следующее утро ехать в Ивановку взглянуть на "Розовую дачу" архитектора Андрея Иоганновича Штакеншнейдера, а заодно поискать остатки гатчинской водяной мельницы. Оказывается, Termus (Terminus) - это римское божество полевых границ. Его изображения служили межевыми знаками. Игорь-Северянин видел у плотины один из межевых знаков, изготовленных скульптором Николаем Пименовым в первой половине прошлого века. До войны один из таких знаков был еще цел, но теперь - увы.

    Михаил ПЕТРОВ.
    Регина ЮРИМЯЭ.

    В следующем номере "Субботы" читайте о революционных похождениях Термуса; о приключениях поэта на Гатчинской мельнице; о находке считавшегося утраченным охотничьего павильона императора Павла I.