Тропою Игоря-Северянина

Продолжение. Начало смотри в номерах за 24 и 31 июля 7 и 14 августа.

Похождения Термуса

В царствование императора Николая I гатчинский помещик по фамилии Гинце заказал скульптору Николаю Степановичу Пименову четыре межевых знака в виде римского божества полевых границ Термуса. По желанию Гинце, Пименов придал изображению Термуса черты одного из предков помещика. Чугунные гермы (невольный оксюморон) были расставлены на границах владений Гинце.

Прошло время, и освобожденные от рабства крестьяне выкупили земли помещика Гинце. Два Термуса попали в деревню Малая Резина, одного увезли в Ропшу, а четвертый Термус остался стоять при впадении Парицы в Ижору. На этом месте его и увидел Игорь-Северянин. Бородатый Термус произвел на поэта впечатление и был описан в стихотворении "Гатчинская мельница".

Однажды в 1918 году отряд "белых", продвигаясь от Гатчины к Петрограду, увидел массивную чугунную герму с изображением бородатого мужика. В связке плодов и злаков обнаружилось изображение серпа. Серп решил дело и в Термусе признали Карла Маркса. Изображение теоретика коммунизма было сброшено в реку. А рядом в деревне Малая Резина на груди другого Термуса крестьяне намалевали красную звезду и на колонне написали "Да здравствует 1 мая". И этот "Карл Маркс" был сброшен белыми в сточную канаву.

Необычайное сходство предка помещика Гинце с Карлом Марксом определило судьбу чугунных Термусов: их любили, им поклонялись, наконец их ненавидели за это случайное сходство. Возможно, что история гатчинских "карламарксов" была типичной для тысяч разоренных в 1918 году усадеб и мыз.

Как бы там ни было, помянутый в стихах Игоря-Северянина Термус, потянул за собой трагикомическую историю, которую мы пересказали вам с особенным удовольствием.

Гатчинская мельница

Скоро мы оказались на мосту через Ижору и на другом берегу увидели хорошо сохранившееся здание водяной мельницы, облицованное желтым известняком. Эта мельница была построена в 1791 году для мельника Карла Штакеншнейдера. Рядом с дедовской мельницей архитектор Андрей Иоганнович Штакеншнейдер выстроил в начале XIX века двухэтажный деревянный дом, который известен как "Розовая дача".

Дача считается памятником архитектуры и даже, кажется, охраняется государством, но смотреть на нее больно и стыдно. Половина дома еще держится, потому что в нем живет какая-то старушка. Вторая половина дома частью сгорела, а частью была растащена на дрова. Сохранившаяся часть фасада второго этажа, украшенная резьбой, нависает над дорогой. Рядом погреб и остатки старинного парка.

Мельница Карла Штакеншнейдера цела, но ее внутренности давно выворочены и растащены, а фасад обезображен уродливой кирпичной пристройкой. Всего за неделю до нашего приезда местные "металлисты" выудили из реки мельничное колесо, валявшееся там едва ли не со времен поклонения Термусу-Марксу. Такая же судьба постигла и мельничное колесо в соседней Пудости. Правда, там камня на камне не осталось и от самой мельницы. Так что сам факт существования Гатчинской мельницы был для всех нас приятным сюрпризом.

На мельницу и на дачу приходил пьянствовать к мельнику Андрею Антоновичу (фамилию мельника надо еще поискать) Игорь-Северянин:

Андрей Антоныч, краснощекий мельник (...)
Наш постоянный ярый собутыльник,
Вдруг воспылал к моей Предгрозе страстью,
Ответной в девушке не возбуждая:
И как-то раз, во время запоздалой
На мельнице пирушки нашей, вздумав
Меня убить из ревности, огромным
Ножом взмахнул над головой моею.

Мельника остановил Петр Ларионов - заведующий гатчинским птичником, с которым поэт познакомился в доме у Фофанова. Ларионов, удостоившийся прозвища "Перунчик", любил читать вслух чужие стихи. В трезвом виде он довольно сильно заикался, но, выпив водки, которую безумный трезвенник Иван Игнатьев настаивал на махорке, Ларионов приобретал необыкновенную легкость речи. Читая стихи, он плакал сам и заставлял плакать своих слушателей. Какие-то стихи Петр Ларионов писал сам и даже один раз опубликовался под одной обложкой с Игорем-Северяниным в сборнике 1918 года "Поэзоконцерт".

Надо полагать, веселые были у мельника Андрея Антоновича посиделки.

Государя домик низкий

- По всем приметам это настоящий XVIII век! Боюсь спугнуть, но, похоже, Игорь-Северянин и здесь оказался прав.

Осматриваем руины теперь уже вместе. Две стены сохранились почти целиком, а две другие частично. Видны заложенные кирпичом оконные проемы. Над одним из окон хорошо сохранились элементы декора. Главное, что остатки здания облицованы розово-желтым известняком из Пудости, который использовался здесь до первой четверти XIX века. Судя по размерам кленов, им не меньше двух сотен лет. Высажены они были вдоль фасада со стороны реки. Решаем вернуться сюда на следующий день с инструментом и заложить пробный шурф, чтобы определить глубину культурного слоя, покрывающего фундамент.

Раскопки

Осмотрев руины, шурф решили заложить рядом с одним из оконных проемов. Довольно быстро выяснилось, что это не окно, а частично заложенный кирпичом дверной проем. Глубина культурного слоя составила около полуметра. Находок немного: кованная петля для ставни, несколько кованных гвоздей, характерные обломки печных изразцов. По мнению Светланы, а уж она-то специалист, мы ковыряемся в развалинах настоящего XVIII века.

Дело пошло веселее, когда нам на помощь пришел юноша по имени Дима. За символическую плату он вырубил заросли репейника внутри здания, чтобы можно было сделать фотографии.

Историческое место

Мельница на противоположном берегу Ижоры была построена в 1791 году для Карла Штакеншнейдера. Его сын Иоганн приятельствовал с будущим наследником трона Павлом Петровичем, который приезжал сюда на охоту и пикники. В то время напротив мельницы еще стояло деревянное строение - "Розовая беседка" (вероятно, в память об этом дача архитектора А.Штакеншнейдера была прозвана "розовой"). В "беседке" 6 ноября 1796 наследник трона Павел Петрович пил чай, когда узнал о болезни и смерти императрицы Екатерины Великой.

Можно себе представить, как Павел Петрович, приехавший на охоту по первой ноябрьской пороше, пьет чай с офицерами свиты, и как внезапно распахивается дверь - гонец из Петербурга! Взмыленный, он припадает на одно колено.

- Ваше Величество! Ваша матушка... наша матушка... - путается гонец.

- Что ей от меня надобно?

- Государыня императрица изволила...

- Что еще?! - раздражается Павел Петрович.

- Ваше величество! Наша матушка... государыня императрица... изволила отдать Богу душу!

Вот уж нечаянная, но приятная новость. Павел Петрович хмурится, но на душе у него огромное облегчение и даже радость. Год спустя император Павел I приказывает выстроить на месте деревянного строения каменный домик в тех же пропорциях. Домик был облицован шлифованным камнем из Пудости, а крыша покрыта черепицей. Постройка обошлась в 3200 рублей, но брать деньги из казны Павел Петрович не пожелал - это место должно было принадлежать ему лично.

Руины охотничьего домика Павла I интриговали Игоря-Северянина - "Я хотел бы тебе рассказать, как мне страшно в старинном дворце". Навеянные этим местом переживания встречаются сразу в нескольких стихотворениях:

Дворец безмолвен, дворец пустынен,
Беззвучно шепчет мне ряд легенд.
Их смысл болезнен, сюжет их длинен,
Как змеи черных ползучих лент...

Не Гомер

Благодаря стихам Игоря-Северянина и благосклонному отношению научных сотрудников гатчинского музея, девяносто лет спустя все вместе мы вернули России часть ее исторического наследия. Как жаль, что об этом не узнает милицейский капитан из железнодорожной охраны в Ямбурге. В цепочке причинно-следственных связей он занимает свое особое место. Задержись мы в Ямбурге, не встретили бы Антона и Ольгу, а без них мы бы не стали надолго задерживаться в Гатчине и не встретили бы Ирину Рыженко и т.д.

Может быть, охотничий домик Павла I примирит с итогами экспедиции тех, кого коробит от интимных подробностей из жизни Игоря-Северянина.

Михаил ПЕТРОВ,
Регина ЮРИМЯЭ.

(Окончание в следующем номере "Субботы". Читайте о поисках квартиры поэта на Средней Подьяческой в Петербурге и путешествии на озеро Бельское под Лугой.)